Как ни старался, как ни высматривал возможные угрозы, но так и не заметил, как все началось. Где-то в кустарнике на гребне насыпи сверкнула маленькая тусклая вспышка, в лобовом стекле появилась дырка, тут же еще одна, и еще, послышался стук, словно в ведро с водой молотком стукнули. Джефф захрипел, дернув руль в сторону, и машина, вильнув в невероятном заносе, понеслась к куче земли – я успел лишь заорать: «Ложись!» – сам пригибаясь, – влетела в нее левым колесом, подпрыгнула, небо замелькало в ветровом стекле, меняясь местами с землей, загрохотало, сыпануло стеклянной крошкой, брызнуло чем-то красным. Затем меня сильно приложило головой, дернуло ремнями, я услышал, с каким хряском мой череп соприкоснулся с чем-то еще раз, что-то сильно резануло по уху, затем изображение померкло, и я пришел в себя лежащим на боку, придавленный чем-то сверху и притянутый к сиденью ремнем.
– Дрика, жива? – с трудом набрав воздуха в легкие, спросил я.
– Да, кажется, – прошептала она и натужно закашлялась. – Бок только болит.
– Замри!
Что придавило меня? Я повернул голову и встретился глазами с Джеффом. Джефф был мертв. Пока еще совсем мертв. Пуля пробила ему горло, и оттуда потоком прямо на меня лилась теплая кровь, ярко-красная и липкая.
Где-то загрохотали выстрелы, и машина вдруг мелко затряслась от ударов пуль, посыпалось стекло, выбило клуб пыли из приборной доски, вновь дернулось тело Джеффа. А затем острая боль, как гвоздь забили, прошла насквозь через мою левую ногу, через бедро, заставив меня взвыть и заматериться сквозь зубы.
Дрика завизжала от страха, да и я сам был недалек от этого состояния. Что делать? Ударившийся башкой, с простреленной ногой, непонятно насколько серьезно раненный, придавленный трупом товарища и запутавшийся в ремне в перевернутой машине. Положение…
Стрельба вдруг стихла, я слышал лишь звук потрескивающего мотора и свою собственную матерщину. Оглянулся назад и увидел, что заднее стекло кабины выбито и решетка, защищавшая его, отлетела.
– Дрика, выбирайся из машины! Быстро! Туда!
– А ты?
В глазах паника, отчаяние и дикий страх. То ли за меня испугалась, то ли за себя, что одна останется.
– Бегом отсюда! – заорал я, попутно пытаясь отстегнуть ремень.
Получилось! Со звоном выскочил язычок, при этом тело Джеффа почему-то осело и придавило меня еще сильнее, больно прижав к боку висящий на ремне «зиг». Кровь из дыры в шее потекла мне на лицо, а меня вдруг пронзила мысль: «Сейчас ведь оживет! Хана тогда!»
Мысль схватиться за пистолет и поставить в этом точку самому даже в голову не пришла. Не привык еще мозг человеческий к таким простым до офигения решениям, он все же за мораль цепляется, подсказывает, что нельзя так с товарищем. Я задергался, стараясь освободиться и боясь при этом глянуть на собственную ногу. Боль была, как будто раскаленную кочергу протащили сквозь бедро, а штанина намокла от крови.
Дрика выбралась. Я бы там не протиснулся, а она, тощая и гибкая, пролезла без задержки и теперь сидела на корточках, спрятавшись за машиной, и смотрела на меня испуганно.
– Беги отсюда! – крикнул я ей. – К реке, к спуску, смотри, чтобы тебя кузов прикрывал, иначе убьют.
– Нет!
Взгляд затравленный и отчаянный, глаза аж побелели.
– Бегом! Хана нам! Прикроешь меня оттуда! Да беги, мать твою!
Так, ругаясь, дернулся еще сильнее, с меня посыпалось стеклянное крошево, в которое я уперся рукой, не изрезавшись только благодаря перчатке. Рванулся вперед, труп Джеффа осел ниже. Снова затрещали выстрелы, перевернутую тушу «такомы» опять мелко затрясло, откуда-то сыпануло искрами. Дрика взвизгнула и, к моему облегчению, бросилась бежать, не выдержав этого кошмара. Лишь краем глаза я заметил, что она что-то тащит в руках, но что именно, я уже не разглядел. Выбравшись из-под Джеффа, я вывалился вперед через лобовое стекло, больно угодив стволом карабина себе почти по самой ране и заорав от этого. Но вырвался все же, прижался к горячему железу, поставив между собой и противником большой мотор и массивную подвеску.
Опять пауза в стрельбе, я чуть перевожу дух. Чувствую запах бензина, причем сильный. Сам не заметил, как руки, хоть и трясутся, а уже ухватили карабин поудобнее, как указательный палец включил прицел. Привычка. Рефлекс. Правильный рефлекс. Взгляд вниз – дыра в штанине. Под дырой кровавое пятно, но не в артерию, слава богу, точно не в артерию. Пятно немалое такое, но боль вроде даже терпимая на адреналине. Что потом будет, не знаю. Прямо передо мной куча земли, на которую пикап и налетел, за ней еще одна.
Я оглянулся, бросил взгляд на машину, убедившись, что она по-прежнему закрывает меня от стрелков на насыпи, и рванул к ней. Но неудачно: взвыл от боли в бедре и свалился лицом вперед, чудом не впечатавшись стволом карабина в пыль. Задергался, вскочил на четвереньки и, подволакивая распрямленную ногу, рванул вперед, перекатился через кучу, вжался в землю.
Жгут. Прямо в штанине имеется жгут – они же «тактические». Где «тактика», там и дырки. Ухватил пальцами за небольшое пластиковое кольцо в кармане. Рванул его что есть сил. Почувствовал, как эластичная лента сильно и уверенно сжала бедро. Перевязаться бы, но, кажется, не до этого пока, потерплю чуток. Где Дрика?
Огляделся, но девчонки не увидел. Куда делась? Здесь куч полно, могла спрятаться, как я сейчас, например. Ладно, потом, главное – что свалила отсюда, не создает собой еще одну проблему, теперь можно и о себе подумать. Перекатился на живот, хватая винтовку на изготовку. Что они дальше делать будут? Палить по машине до бесконечности? Прислушался.